- Господа, простите, но кто вы?
- Отец Михаил, простите, но я не понимаю вопроса. - Выразительно посмотрев на Балка, ответил Руднев.
- Судя по тому, что я каждое утро вижу в зеркале, я - Всеволод Федорович Руднев. А это - мичман Василий Александрович Балк, которого, я надеюсь, за героический абордаж его величество произведет в лейтенанты. Если сомневаетесь, можете по последней моде Петербуржского полицмейстерства, Скотланд-Ярда и лично Шерлока Холмса проверить наши отпечатки пальцев. - С очаровательной улыбкой сообщил священнику Руднев.
- Ну, про отпечатки пальцев я не в курсе, Всеволод Федорович. Но вот отпечаток души у вас как-то подозрительно изменился. Я достаточно давно знаю и Руднева, и Балка... Вы не они.
- Интересно... И откуда же такой... занятный вывод, Святой отец?
- Не мог Руднев, с которым мы каждый третий день чаевничали, и который регулярно мне все свои сомнения поверял, разом все это забыть и отринуть. И для души своей и десятка минут от самого Чемульпо не найти! Не мог Балк, не отличающийся особым слухом и никогда ничего в жизни не сочинивший, сам придумать все эти песни! Не верю я, наконец, что Руднев мог без приказа из-под шпица самовольно пойти на абордаж кораблей под британским флагом... У вас желания исповедаться случайно не возникало в последнее время?
- Отец Михаил, поверьте, если я исповедуюсь, то вы или меня в желтый дом сдать захотите, или святой водой кропить станете. Может, все же не стоит?
- Всеволод Федорович, а и мне тоже терять нечего. Боюсь, по возвращению в Россию меня святой Синод все одно сана лишит.
- Это-то еще почему? - встрял в разговор необычно примолкший Балк, сразу же заработавший очередное зыркание командира.
- Ну, так как же, господа! Я же командовал стрельбой из орудия. А как сказано "Ибо если кто погибнет от руки твоей, будешь извергут из сана". Так-то вот. Но и не помочь раненному матросу, из последних сил напрягающемуся, чтобы перекричать шум боя, было бы не по-христиански. Одна из тех ситуаций, когда что не сделай, все не верно.
- Ну, во-первых, вы не командовали, а только увеличивали громкость данных, выдаваемых канониром, да и вряд ли та пушка хоть раз куда попала с таким наведением, так что никто от вашей руки не погиб. Это я вам как артиллерист гарантирую.
- А сие старцев из Синода интересовать не будет. Намерение сиречь действие.
- Ну, я вообще никогда не понимал, как можно благословлять людей на совершение того, что сам делать не можешь или не хочешь. А как же Пересвет с Ослябей? Я не про броненосцы, а про...
- Юноша, не вам мне рассказывать, кто такие были Пересвет с Ослябей, поверьте. Они, в отличие от меня, были иноками, монахами, то есть не рукоположенными. А я совершил то, чего не имел права делать. А про благословение на бой... Ну, не нами заведено, не нам и менять. Хотя точка зрения ваша своей оригинальностью только подтверждает мои сомнения. Так как же насчет исповеди?
Наконец, Руднева, а вернее, его Карпышевскую составляющую, проняло. В конце концов, рано или поздно круг посвященных придется расширять, так почему бы не начать с батюшки? Особенно если он сам столь активно напрашивается на роль подопытного кролика для отработки методики вербовки сторонников. Уж лучше перед беседой с адмиралами и самолично Императором потренироваться на кроли... Гм... На батюшках.
- Ну, вы сами напросились, отец Михаил. Только попытайтесь поверить, козни диавола тут ни при чем, и я не сошел с ума. Все, что я вам расскажу, правда, хотя и весьма невероятная. Верить моему рассказу или посчитать, что я спятил от перенапряжения - ваш выбор. Потом вам "исповедуется" Балк, если захотите. А пока он выйдет и подождет снаружи, чтобы вы не подумали, что мы сговорились. Василий Александрович, я сказал выйдет, а не станет за спиной отца Михаила на предмет физического решения возможных осложнений.
Смущенно пожав плечами, Балк, неведомо как оказавшийся за спиной отца Михаила, вышел в коридор, оставив, однако, дверь слегка приоткрытой.
- Потом вы выслушаете и его историю, и там уже сами решайте, что к чему. Итак. Я родился 15 сентября 1981 года...
Спустя три часа отец Михаил, отягощенный невероятными рассказами двух своих духовных подопечных, отправился в свою каюту, где и провел в мучительных размышлениях бессонную ночь. Даже если поверить рассказу Балка и Руднева, к чему он к утру склонился, ибо рассказанное было слишком бредово для вымысла и слишком разумно для бреда сумасшедшего (если вообще два человека могут бредить одинаково), непонятно было, что теперь с этой правдой делать. Ибо ежели это факт свершившийся, то что он есть: результат промысла Божьего или же происки врага рода человеческого?
Утром 19 февраля во Владивостоке началось совместное собрание командования недавно вернувшегося из похода Отряда крейсеров, гарнизона крепости, артиллеристов береговой обороны и руководства порта. Ввиду серьезности текущего момента его почтил своим личным присутствием Военный губернатор Приморской области и наказной атаман Уссурийского казачьего войска генерал-майор Алексей Михайлович Колюбакин.
Будучи неплохим организатором и, вдобавок, человеком для его чинов весьма сдержанным и тактичным, он своего мнения с места в карьер никому не навязывал. Понимая, что мало разбирается в военно-морских проблемах, он старался по мере сил остужать страсти, с которыми сие мало управляемое сборище в очередной раз пыталось прийти к единому взгляду на стратегию и тактику ведения крейсерской войны и места в ней Владивостокского порта и крепости.