Крупнокалиберные орудия "Сим" в который раз продемонстрировали свою полную несостоятельность - несмотря на сближение до двадцати пяти кабельтовых, их устаревшие механизмы наведения не смогли обеспечить захвата быстро перемещающегося крейсера. Не удивительно - они проектировались для поражения столь же древних и неторопливых китайских броненосцев, единственный выживший из которых сейчас тщетно пытался догнать отряд "Сим". Да и сами "Симы" были абсолютно неправильной платформой для столь крупных пушек - их трясло на скорости, валяло на волне, валило в крен на циркуляции, да и просто вращение столь массивного орудия при наведении на цель, отстоящую от оси корабля более чем на два десятка градусов, вызывало легкий крен, что тоже не способствовало снайперской стрельбе.
Отбежав на полном ходу на полсотни кабельтовых, "русский немец" лег на другой галс, уравнял ход с японцами и прекратил огонь. Удивленный паузой в обстреле Катаока не мог даже представить, что русские решили посреди боя пробанить орудия правого борта и обеих башен. Поэтому перерыв в стрельбе "Богатыря" был отнесен на якобы полученные им серьезные повреждения, информация о чем и была занесена в рапорт о бое, а оттуда попала в японский официоз "Описание военных действий на море в 37 г. Мейдзи".
Наведя марафет на стволы орудий, "Богатырь" стал спокойно, размеренно и неторопливо опустошать погреба левого, до сих пор не стрелявшего борта. Определив пристрелкой расстояние до противника, крейсер снова развернулся и, увеличив скорость до максимальной, пошел на очередной заход. На этот раз Катаока приказал отвернуть заранее, надеясь нашпиговать "Богатырь" 120-мм снарядами на сближении. Стемман на провокацию не поддался, и отвернул практически одновременно с японцами. Выиграно еще полчаса, японцы отделались тремя попаданиями, русские получили один снаряд, все без серьезных повреждений.
В третью итерацию Катаока решил не отворачивать до последнего. Сблизившись на двадцать пять кабельтовых, Стемман понял, что на этот раз что-то пошло не так - японцы не сворачивали. Лезть самому на рожон было не резон, зато появлялась возможность сделать классический "кроссинг Т", что он и попытался сотворить, отвернув вправо. Катаока тоже желал боя на параллельных курсах, причем выстроив пеленг, дабы сразу ввести в действие всю бортовую артиллерию своих крейсеров. Поэтому мгновенно отдал приказ сигнальщикам поднять сигнал "к повороту влево все вдруг", потребовав от старшего механика прибавить ход до самого полного.
Сам он стоял на правом крыле мостика "Ицукусимы" и, не отрывая от глаз наведенного на "Богатырь" бинокля, ловил малейшее движение противника. При этом он, с самурайской невозмутимостью, не обращал внимания ни на выстрелы своих орудий, ни на взрывы русских снарядов. Увидев, что на новом курсе с "Богатыря" бьют восемь орудий (одна из установленных на верхней палубе пушек была повреждена осколками от близкого разрыва и сейчас экстренно ремонтировалась), а его отряд отвечает всего из пяти, он прокричал сигнальщикам и в рубку:
- Лево на борт, поднять исполнительный!
При этом на грохот очередного близкого попадания он, как и положено самураю, внимания не обратил, хотя от сотрясения его почти сбило с ног. К его удивлению, хотя "Мацусима" и "Хасидате" послушно покатились влево, флагман упрямо шел по прямой. Опустив, наконец, бинокль, Катаока раздраженно прокричал в сторону рубки:
- Я сказал - влево!
Никакой вразумительной реакции на его приказ опять не последовало, как не последовало и уставного ответа. Оставив своего начальника штаба, Накамуру, наблюдать за "Богатырем", взбешенный Катаока обежал рубку и протиснулся внутрь через узкую, прикрытую бронеплитой дверь...
Внутри он увидел картину тотального разрушения - русский шестидюймовый снаряд попал в амбразуру. Вернее, он ударился о ее края, что закрутило и искорежило его настолько, что взрыватель не сработал. Но все же продрался внутрь...
В принципе, старая броня рубки японского крейсера на такой дистанции не удержала бы русский снаряд, попади он просто в ее стенку. Еще неизвестно, было бы это лучше или хуже - после пробития нормальной брони снаряд, скорее всего, взорвался бы. Но и просто череда рикошетов разваливающейся болванки весом в сорок килограмм на скорости почти в два Маха не оставила никому из находившихся в рубке ни малейших шансов остаться в строю.
Да что там в строю! В живых остался только рулевой, лежащий сейчас без сознания с перебитыми ногами под грудой тел и обломками рулевой колонки. Останки командира крейсера каперанга Нарата и вовсе были позже опознаны только по меткам на одежде. Машинный телеграф, амбушуры и прочие приборы управления были заляпаны кровью и искорежены до состояния, абсолютно исключающего их дальнейшее использование. При этом "Ицукусима" продолжала идти на сближение с русским крейсером на максимальной скорости с каждой секундой отрываясь все дальше от своих систершипов, командиры которых недоумевали по поводу того, что именно задумал их флагман - попадание в его рубку осталось незамеченным и на них.
В отчаянной попытке хоть как-то увести свой флагман с курса, ведущего на сближение с "Богатырем", Катаока послал вестовых в машинное и румпельное отделения, с приказами соответственно "полный назад" и "лево на борт". К сожалению для японцев, оба посыльных добрались до мест назначения, причем почти одновременно. В результате, стоило носу старого крейсера начать валиться влево, как переведенная на "полный назад" машина сделала руль практически неэффективным. "Ицукусима" беспомощно раскорячилась между "Богатырем" и остатками японского отряда, постепенно теряя скорость и медленно подставляя борт "Богатырю".